Рецензии на творчество Т.Кайзер

* Книга стихов и поэм "Остаюсь благодарна судьбе"

 

* Книга "Францисканергассе 1, или чего могло не быть..."

 

* Новелла "Черствость"

 

* Стихи в сб. "Наше Время"

 

* "Хроники агрессии", Литературный альманах. Электронный вариант. На украинском и русском языках. Берлин, 2022 

https://online.pubhtml5.com/lkkn/rkeg/?

 

"Хроники агрессии", Литературный альманах. Берлин, 2022

Геофизик и литератор

Я прочёл от корки до корки уже несколько поэтических сборников, темой которых является война. У них похожая история: во всех случаях в центре издательского проекта стоит человек, который испытывает боль и страдание за жертв агрессии и пытается сделать хоть что-то в ответ. У человека, в большинстве случаев, не так уж хорошо с имеющимися ресурсами, и поэтому он делает то, что умеет лучше всего — собирает авторов, компонует тексты, и, тем самым, пишет историю войны. Человека питает надежда, что поэтическое слово на русском языке дойдёт до адресата: кого надо образумит, кого надо утешит, кому надо — выдвинет обвинение. Человек старается не думать о том, что поэзии ещё ни разу не удалось остановить войну. Его вклад и так невелик, чтобы быть обнулённым. И я заявляю: любая поэтическая книга о войне крайне важна, потому что это не только разговор человека с человеком, но и разговор с Богом.

Сегодня я хочу представить сборник «Хроники агрессии», составленный берлинским литератором Татьяной Кайзер. Мы попросили её саму рассказать об истории и концепции альманаха.

Уже почти четверть века живу в Берлине, куда приехала с семьёй из Туркменистана. По специальности я геофизик. Литература – другая ипостась. Имела членство в литературных союзах и литобъединениях: МСПС (Москва), МГП (Германия), АФЕЛ (Франция) и др. Руководила литературным обществом «Словесность». Изданы 8 книг, участие в более 5 десятков сборниках.

Время пандемии, жёстко ограничившее нас в передвижении, открыло для общений пространство ЗУМа, интернет-площадок, социальных сетей. И тут война! Неимоверные испытания, обрушившиеся на Украину, вызвали боль, отчаяние, гнев, и стали для многих в мире экзаменом на человечность, порядочность, нравственность, гуманизм, сострадание.

В фейсбуке появилось много работ – зеркало восприятия событий. Реакция коллег-литераторов породила желание собрать работы тех, кто с болью откликнулся на беду, постигшую Украину, и обернувшуюся планетарной проблемой. Возникла волонтёрская идея создания электронной книги, которая была бы Даром поддержкидоступным для всех.

Начала с работ своих коллег по гильдии, потом стали присоединяться и другие. Выстроилась концепция — собрать под одну обложку двуязычного альманаха работы украинских литераторов, работы русскоязычных литераторов зарубежья и работы россиян-пацифистов (уже покинувших страну и остающихся там) — всех тех, кто не остался равнодушным. Задачу видела, в первую очередь, представить книгу как можно широко в Украине, чтобы стала поддержкой, показала, как они не одиноки в борьбе с агрессией, как мир переживает вместе с ними.

Пара месяцев ушла на просмотр и отбор работ в фейсбуке. Это дало возможность познакомиться с замечательными поэтами и прозаиками. Там же встретила несколько работ украинской художницы Катерины Васечко, которые потом с ее согласия украсили книгу. Но не со всеми авторами довелось списаться, и потому от нескольких замечательных работ пришлось-таки отказаться. А когда все пазлы сложились, сделала вёрстку книги.

Все в нашем мире по принципу подобия, и волонтёрство привлекло единомышленников. 35 авторов из 8 стран понесли альманах по своим аудиториям, получая очень много отзывов, добрых слов и пожеланий, публикаций о книге на различных сайтах. А меня более всего впечатлило, что нашу книгу читают ночами в зоне оккупации.

Благодарна этой работе над книгой, познакомившей с такими замечательными мастерами слова, добрыми уважаемыми соавторами-единомышленниками.

Авторы

В сборник вошли следующие авторы (в книге они также распределены по географическому признаку):

Украина: Сергей Шелковый, Алёна Васильченко, Ольга Мусиенко, Ник Эль Энн (Николай Лобанов), Елизавета Радванская, Людмила Некрасовская, Людмила Шарга, Виктория Тищенко, Антония Цвид;

Германия: Эмилия Песочина, Ольга Лебединская, Михаил Юдовский, Александр Дельфинов, Татьяна Кайзер, Гея Коган;

Израиль: Валентина Чайковская , Константин Васильченко, Фаина Судкович, Натали Куликова, Лев Альтмарк, Ирина Сапир, Евгения Босина, Яков Каплан, Ирина Егорова, Анна Атаева-Лурия, Алла Боссарт, Лена Берсон;

Россия: Виктор Некрасов, Ольга Андреева, Светлана Чулочникова, Татьяна Вольтская (указана Грузия как страна временного пребывания);

А также: Григорий Оклендский (Новая Зеландия), Елена Асатурова (Болгария), Людмила Свирская (Чехия), Наталья Трейя (Черногория).

Все без исключения стихи — крайне эмоциональны (вероятно, по этому принципу они и выбирались). Иногда их публицистичность идёт в ущерб поэтичности, словно автор видит своей задачей пересказ новостей или мучающих его болезненных впечатлений — но для поэзии военного времени это типично.

Процитирую стихи, которые произвели на меня самое сильное впечатление. Следуя формату «Точки Зрения» я выбирал стихи только на русском языке. Перевести украинские тексты — это задача для компетентного переводчика поэзии, которым я не являюсь. Также я не стану цитировать психологические сказки Татьяны Кайзер — просто потому, что они заслуживают того, чтобы быть прочитанными полностью, от начала до конца.

Стихи

Стихотворение Алёны Васильченко мне показалось важным с точки зрения психологии. Травмы нужно прорабатывать, раз уж в военное время они неизбежны. Автор говорит об этом сначала с неопределённым собеседником, потом обращается к Богу, и уже в конце стихотворения оказывается, что его собеседник — это он сам.

Выдыхай эту боль. Выдыхай этот гнев.
Голоса новостей, словоблудье в стихах,
а иначе сгоришь, будто щепка, в огне.
Ты, пожалуйста, хоть иногда выдыхай.
Эту липкую слизь, этот призрачный страх,
от которых в груди расползется труха.
И засни, как дитя, у него на руках.
Выдыхай иногда. Чтобы жить – выдыхай.
Невозможно понять, невозможно прощать.
Остается мука и одна шелуха.
Хоть бы, Бог, иногда ты меня навещал
и шептал у постели моей: – Выдыхай.
Эти жаркие дни пустоты и вины.
Этот вечер, когда я черства, как сухарь.
Сто какой-то там день небывалой войны
выдыхай, чтоб с ума не сойти, выдыхай.
Дни мелькают вокруг, ускользают, плывут.
И за счастье, когда ночь бывает тиха.
И, сжимая кулак, хоть на пару минут:
чтобы камнем не стать – эту боль выдыхай.

Николай Лобанов, широко известный под псевдонимом Ник Эль Энн — мастер любовной лирики. Будучи поклонником его таланта, я могу судить об этом достаточно уверенно. Сейчас поэту приходится поднимать другие темы, но Николай не изменяет своим принципам и продолжает писать о войне с точки зрения любви.

Любовь военного времени

Слов опостылевших зола.
Убит, хоть и не ранен:
Любовь – она и правда зла
И беспощадна крайне.
Нарушен сон. Разрушен быт.
Мишенью алчной – души.
Одна страна пришла любить
Другую – до удушья.
«Спецоперация». И тать
Шипит: утрите слёзы –
Одна страна пришла спасать
Другую, без наркоза.
Разрез. Укол. Ещё разрез.
(О будущем – чуть позже),
Чем больше дров – тем реже лес,
Спасайся все, кто может!
…Беды росток. Надежды злак.
Тернистый мрак аллеи.
Любовь – она и правда зла,
Хотя, куда уж злее.

Людмила Шарга затрагивает одну из важных проблем — то, что русскоязычные люди воюют с русскоязычными. Мне доводилось слышать мнение, что языковой фактор позволяет называть войну «Гражданской», как догнавшее нас последствие распада СССР. Я категорически с этим не согласен. Ни у одного государства нет монополии на язык. Язык — это часть индивидуальности человека, особенно поэта. Я не знаю, почему Империя так стремится поработить свободные и, в целом, более благополучные страны. Единственное объяснение — из зависти и ревности к тому, что их родственные культуры не подконтрольны метрополии.

О русской культуре, о литературе, которую в Украине любили…
Которую уничтожили и продолжают уничтожать российские танки
вместе с мирной жизнью.
Вокзалы украинских городов, заполненные беженцами,
обстреливались «носителями» этой самой русской культуры.
Ими же разрушаются дома и квартиры украинцев.
Сотни, тысячи погибших и раненых.
Несмолкающее завывание сирен над всей Украиной.
Непреходящая, неизбывная боль. Трагедия. Преступление.
Что они хотят после содеянного?
После циничного » это мы ещё не начинали…»?
Это мы ещё не начинали.
Мы лишь защищаем свою землю, свою страну и своё право жить в
свободной и вольной стране, без навязанных скреп, не в «учебнике
лжеистории», а в вольной и мирной Украине.
Именно «освободители» повинны в том, что русский язык сегодня в
Украине… язык врага.
Содрогаюсь, но пишу это.
Пишу на родном русском языке, по которому вероломно и
прицельно бьёт Россия.

Стихотворение ниже, написанное Викторией Тищенко, меня откровенно восхищает. Война — от Сатаны, и автор отчётливо это понимает.

Сколько невинных –
растерзанных –
спят
в глиняно-влажной
землице-утробице.
Извергов –
гнать –
вытеснять –
презирать –
но не уподобиться,
не уподобиться бы.

Очень психологичное стихотворение написала Ольга Лебединская — о тотальности войны, о том, что от неё не спрятаться, не скрыться, даже если ты далеко.

Подвал глубокий и сырой.
Ползу, иду, шурша…
Не вой, родимая, не вой!
Подвал – моя душа.
Надёжно прячусь от войны.
Спускаюсь глубоко.
Но пустоты и тишины
Взрывает время ком.
Бегу, бегу за тыщи вёрст.
Но всюду – боль и плен.
И воет бешеный вопрос
Утробами сирен
И день, и ночь. Ответа нет.
Повсюду рай и май.
Душа моя! Ты боль? Ты бред?
Тримай свой путь, тримай!
Нет, не укрыться от войны,
Не спрятаться вообще.
Не отделиться от страны,
Когда она в душе.
В душе война. В душе страна.
Ты ж, тёплый, нагишом
Идёшь по жизни. И она
Твердит, что хорошо.
Но жжёт безумие и плен.
И, будто хищный зверь,
Ревёт в тебе вопрос сирен.
Ты в мир не верь, не верь.
Мир, как и счастье, лишь на миг.
Всегда, всегда война.
Не тереби страницы книг –
История полна
Глубоких ран, зарытых тайн…
История темна.
Завесь окно. Открой карман.
Вся наша жизнь – война…

Автору вторит Михаил Юдовский. Как и Ольга Лебединская, он живёт в Германии, но для войны нет расстояний.

О чем же это время? И о ком?
Зачем так горько? И зачем так гордо?
И кажется, как будто страшный ком
наружу хочет выскочить из горла
в свирепой и кощунственной божбе,
закупорив пробоину в ковчеге.
И всё же – это время о тебе.
И обо мне. И каждом человеке,
чье хрупкое больное существо
ему лопочет, что война – не наша.
Но никого, поверь мне, никого
на свете не минует эта чаша,
в которой кровь и слёзы пополам,
но столько силы, столько ясной веры –
что каждому воздастся по делам
и мерами отплатится за меры.
Благословляя, мучая, любя,
по новой вырастает пуповина.
И только слышно, как внутри тебя
колотится о рёбра Украина.

Я давний поклонник Александра Дельфинова — русскоязычного поэта, живущего в Берлине уже не одно десятилетие. В сборнике автор представлен несколькими текстами, каждый из которых достоин того, чтобы его цитировать. Приведу здесь один из любимейших.

Мне некуда деться от этого неба в огнях,
От чёрных горелых обломков и чавканья грязи,
От танков ревущих, колонной ползущих по трассе,
Как в сеть я попал и запутался в замкнутых днях.
Куда же вы, глупые дети? Пылает трава,
А злые мальчишки кричат: «Это наша работа!»
Я с кем-то здесь был, но куда-то исчез этот кто-то,
По полю с косою проходит старуха-Москва.
А зло не имеет ни логики, ни объяснения,
И сам я горю, и трясусь как от землетрясения,
Желтеет и сохнет, и сыпется зелень весенняя,
И содрана кожа, и нет никакого спасения,
Лишь четверо всадников мчатся на тёмных конях,
Кого-то хотел я обнять, но наткнулся во мраке
На мёртвое тело, и где-то завыли собаки,
И некуда деться от этого неба в огнях.

Почему-то известное стихотворение Юрия Левитанского у поэтов часто вызывает желание написать некое подражание. Опыт Геи Коган выглядит достаточно убедительным.

– Что происходит на свете?
– Да просто война.
– Что вы! Большая война не случается «просто».
Если шинель кто-то впрок подбирает по росту,
то на него и ложится большая вина.
– Что же из этого будет?
– Большая беда! Смерти, руины, сироты и беженцы вместе,
и чёрным знаменем ляжет большое бесчестье
даже на тех, кто доселе не имет стыда.
– Чем же всё это закончится?
– Мирный рассвет
пепельным светом поднимется над пепелищем,
ржавый корабль обдерёт себе гравием днище
и опрокинется – ни для кого не секрет.
И погорельцы вернутся на вечный постой
и понесут на погосты цветы и игрушки;
всё, кроме жизни, покажется вовсе не нужным.
Раны затянет земля. Но какою ценой!

А вот версия Григория Оклендского:

– Что происходит на свете? – А просто война.
– Просто война, полагаете вы? – Полагаю.
Кровная, долгая, страшная, подлая, злая…
Как бесконечное эхо зловещего дна.
– Что происходит на свете? – Горят города.
Падают бомбы, дома превращая в руины.
Мать под завалом отыщет дочурку и сына,
Но воскресить не сумеет уже никогда.
– Что происходит на свете? – Беда за бедой.
– Долго ль продлится? – Вот этого, милый, не знаю.
Замерла жизнь на планете – от края до края.
Только сирены кричат над днепровской водой.

О том, что даже в Израиле война ощущается близкой, рассуждает поэтесса Фаина Судкович.

Поселилась во мне война.
Потеснила меня во мне.
Я – одна, и война – одна.
Мы с войною – наедине.
Так живём мы который день
в вечных спорах – кто друг, кто враг.
Я – кремень, и война – кремень,
но и порознь нам никак.
Так, глядишь, проживём и век,
Я – с войною, война – со мной.
Для того ли я – человек,
Чтобы век коротать с войной?
Только где же мой светлый мир?
Только где же мой мирный свет?
Мне с войною и свет не мил,
да и мира в помине нет.
Не укрыться, не убежать
в тихий край и в чужие сны.
Даже в бешенстве не разжать
мёртвой хватки своей войны.
Страшен мир, где война вокруг.
Для меня же страшней вдвойне
цепь из намертво сжатых рук,
заключивших войну во мне.
Поселилась во мне война…

Лев Альтмарк цитирует слова Бахыта Кенжеева «…Вначале было слово, потом – слова, потом – соцветья строф…» и далее показывает, как язык, деэволюционируя, лишается смысла, сводясь снова к одному слову. Читать об этом без слёз невозможно.

…потом слова сплелись и потеряли
Первоначальный смысл. И злая сила
Над всем нависла тяжко и тревожно.
И над землёй, которую не тронул –
Ещё не тронул! – будущий потоп,
Что смыть неправых, а затем всех правых,
Сиротский ком из слов, созвучий, рифм
Летит печально под порывом ветра…
Кому он нужен, этот жалкий ком?
Всё потеряло смысл. Слова пусты,
Не отражая изначальной сути.
Одно словечко вырвалось наружу
И, раскалённой искоркой метаясь,
Всё ищет, ищет, ищет адресата
Среди руин, развалин и смертей.
Всего одно истлевшее словечко
Ребёнка, погребённого в завалах…
Мы затыкаем уши, чтоб не слышать,
Мы закрываем лица от стыда,
Но раздаётся вновь и вновь над нами
Осколком режущим, бессильным плачем,
Всех строф мучительнее: «Мама…»

К проблеме языка, о которой я писал выше, также обращается Ирина Сапир. Её личный жизненный опыт лишь добавляет остроты и искренности.

От страны к стране простирались рельсы,
дороги бежали туда и назад.
Напевая под нос «Океан Эльзы»,
я вдыхала запоем Старый Арбат.
Погружаясь на Красной в бездонность неба,
вымеряя шагами Садовый виток,
я в уме повторяла «Подолье» и «Днепр»,
растворяясь в напевности этих строк.
Отражаясь в глубинах одесских окон,
ощущая ступнями булыжный рельеф,
я читала взахлеб Александра Блока
и Сергея Есенина нараспев.
Я Цветаевских нервных стихов горечь
заливала в каналы своих вен.
А теперь, словно ров, пролегло горе
между «кручами» этих и тех стен.
Мир повис, как брелок, на ключе пуска.
Вся планета зажата в одной руке.
Мне диктует Муза только на русском.
На каком мне теперь писать языке?

Евгения Босина, вероятно, выходец из России. Только мы, русские, в состоянии поставить себе этот диагноз (не имеющий особого значения для украинцев, у них сейчас другие проблемы) — то, что война, начатая Российской Федерацией, уничтожила, в первую очередь именно нашу страну, нашу нацию. Стихотворение, приведённое ниже — один из самых сильных диагнозов, попадавшихся мне.

Больны глаза её пустые,
и меркнет, меркнет, меркнет свет:
росинка, родинка, Россия –
теперь пространство буквы «зет».
Нельзя дышать, и нечем плакать,
и явь страшней, чем страшный сон,
а там, за ним, за этим знаком,
перечеркнувшим горизонт, –
тоска заглохшего колодца,
небес обугленная твердь,
моё вселенское сиротство,
её невидимая смерть.
Прощайте ж, серенькие кровли,
дымок над гладью ледяной,
прощай, умывшаяся кровью,
своей, но более –
чужой,
прощайте, медленные реки,
снегов глухая ворожба,
прощай, так страшно, так навеки
перечеркнувшая себя
страна!
Угрюма и огромна,
ты мне приснилась или нет?
– Скажи, как звать тебя?
– Не помню.
Зови: страна на букву «зет».

У Аллы Боссарт я хотел бы процитировать стихотворение, которое очень метко передаёт состояние москвичей, проснувшихся однажды поутру не в любимом городе, а в столице государства-агрессора. Опять же, эта тема вряд ли интересна украинцам, но для значительной части русских — это ежедневная боль.

Мы с тобой не убиты ни в Буче, ни в Харькове,
и цыганки давно ничего не вещали нам,
да и мало ли что с перепугу накаркали
эти птицы зловещие у Верещагина…
Я иду вдоль Тверской, по весне отрихтованной,
ах, Москва, как ты весело морду раскрасила,
парой прочных колец мы друг к другу прикованы,
светофоры тебя прошивают, как трассеры.
Мы с тобой не убиты, Москва, и не взорваны,
москвичи по кюветам от боли не корчатся,
все надежно у нас, хорошо, даже здорово —
знай живи. Только жить почему-то не хочется.

Лена Берсон строит на этом фундаменте нечто большее — учебник истории. Истории, которая пока что остаётся невыученной теми, кто, по идее, обязан её знать.

Я родилась в стране (стол, ковёр, кровать),
Лучше всего умеющей убивать.
Скольких она убила, им несть числа.
Танки входили в Прагу, а я росла.
Позже училась (по литературе два)
И не училась, если по существу.
Как все войны боялись, да ладно вам.
Харьков уже расстрелян, а я живу.

Как я любила (нет никого, кого),
Как я звонила (нет никого, кому),
Что удержала меньше, чем ничего,
Не удержав (а как? я не знаю) тьму.
Как мы смеялись (вряд ли они прочтут),
Как мы прощались (родина вытолкнет),
Как мы остались (я, по-любому, тут).
Светка сказала б лучше, но Светки нет.

Знаешь, сейчас так сложно: кто нет, кто есть.
Лица, куда ни кинься, искажены.
Дата рождения: двадцать четвёртое.
Место: февраль.
Откуда: язык войны.

Заканчивается сборник стихами российских авторов. Их совсем немного, и они хорошо известны своими антивоенными взглядами. Не знаком лично с Ольгой Андреевой, но по её стихам мне кажется, что это отчаянный, храбрый человек — как и все русские, рискующие идти против тоталитарного милитаристского режима.

От людей остались их глаза.
Всё под маской, только боль – наружу.
Бог им всё, что мог, уже сказал,
так себя нелепо обнаружил,
так спалился…
Много чересчур
нас у бога – страны, континенты…
Хватит невесомому лучу
палеолитической Венеры.
Нас легко по щелям распихав,
вырвется лавина на просторы –
интернет отключим от греха,
спрячемся и заглушим моторы,
и никто ни в чём не виноват –
не хватило нам подъёмной силы.
Лампочку, горящую в сто ватт,
выключили – светит некрасиво.
Кто всё время тут бормочет? Я?
Я, заткнись, не говори, а слушай!
Робок путь простого муравья,
и ему не выбраться наружу.
Я верну по описи – лови! –
малое во мне Твоё сиянье.
Приступ истерической любви
переходит в навык состраданья.

Раньше я не встречал стихи Светланы Чулочниковой, и они стали для меня открытием.

Неотвязный страх и тревога вкупе,
отгоняю ужасы, как могу –
абонент хронически недоступен,
Господи, ну что с ним там? Ни гугу.
Новостные сводки, ютубы, гуглы,
кровь и смерть, безумие и беда –
кажется, что мир, как скорлупка, утлый,
треснет и развалится навсегда.
Господи, какие такие гены
в нас активизируют свет и тьму?
Кто нам колет ненависть внутривенно
то к себе, то к ближнему? Почему?
Нет ответа. Ночь перешла экватор.
Телефонный номер. Кругом ни зги.
Только я и сотовый оператор.
Помоги нам, Господи, помоги.

Я хотел бы завершить эту длинную рецензию стихами петербургского поэта Татьяны Вольтской — одного из лучших современных авторов, пишущих на русском языке. Сейчас она вынуждена находиться в Грузии: статус «иностранного агента» не сулит на её Родине ничего хорошего.

Огребём по полной. Неправедная война
Обесценила дедовы ордена.
Я держу их в горсти
И говорю – прости
Деду Ивану, врачу
В блокадном военном госпитале. Хочу
Услышать – что он сказал бы
На ракетные залпы
Наши – по Киеву. Опускаю голову и молчу.
Слышу, дедушка, голос твой –
Мы зачем умирали-то под Москвой –
Чтобы русский потом – вдовой
Украинку оставил?
Каин, Каин, где брат твой Авель?

Послесловие

Помню, у ялтинского поэта Павла Бузни было стихотворение под названием «Разберёмся потом». Я это к чему? Когда-нибудь история расставит всё по своим местам. Но для того, чтобы это произошло, необходимо свидетельство эпохи. Я очень благодарен Татьяне Кайзер за её труд. Сборник «Хроника агрессии», несомненно, стал таким свидетельством.

Будем молиться, чтобы это «потом» наступило как можно быстрее, чтобы война окончилась.

Мартин Шмитц

Родился в СССР. Изучал историю, богословие, литературу. Размещённые под моим именем тексты являются частным мнением верующего человека. По этой причине автор скрывается за псевдонимом, образованном от имён двух деятелей Исповедующей церкви - немецких антифашистов Мартина Нимёллера и Елизаветы Шмитц. "Нам кажется, что сейчас наступили самые страшные времена, и нужно искать новое решение, как выжить, как не потерять честь и достоинство. Но это не так. В истории бывали и другие страшные времена. И всегда находились люди, которые делали выбор всей своей жизни. Я считаю своей миссией рассказывать на русском языке всем, кому нужна духовная поддержка, истории о смелых людях - которые на самом деле были точно такими же, как и мы все. Надеюсь, мои заметки придадут вам сил на вашем собственном пути"

Антонia Цвiд

 

УВАГА!!! Друзі, дуже прошу проглянути.
У Берліні вийшла електронна книжка: Літературний альманах - збірник творів воєнної тематики українських поетів з України та діаспори, які пишуть українською та російською мовами. Її упорядниця чудова поетка-філософ Тетяна Кайзер, член Міжнародної ліги письменників Tatjana Kaiser провела неймовірно велику роботу, зібравши твори, що були розміщені у Фейсбукові.
Туди увійшли і мої дві поеми "Жовто-блакитна хоругва матері", з присвятою мамі Анастасії Оселедець, "На дні мого серця", з присвятою жінці німкені, яка порятувала мене в тяжку хвилину lianе Jule Wippel та вірш "Плач, Господи!" з епіграфом нашої чудової поетеси Любов Голота. (Див ст. 135).
Ця справді титанічна волонтерська праця Тетяни Кайзер на користь перемоги України в цій виснажливій війні, потребує гідного пошанування і подяки. Адже вона формує думку і німецького середовища, і діаспори різних громад у світі. Варто лише зацитувати безстрашні й сповнені гніву до російського агресора рядки з її передмови до альманаху: " Єйфория свободи и желаний независимости нових государств, наконец-то вирвавшихся из удушливих обьятий старшего росийского брата [я б узяла в кавички- АЦ] , не могла не усугубить уязвленное самолюбие жаждущей реванша имперской идеологии Кремля. 24 февріля 2022 мир встряхнула война, развязанная страдающим великодержавним шовинизмо российским монстром против Украини..."
Віддаю шану цій особистості. Адже їй вдалося вибрати найкраще з того, що там подає нам Фейсбук, справжнє, заглиблюючись у кожний твір самотужки часом за допомогою словника (пані Тетяна мешкає в Берліні). Мене особисто вразили сильні поезії україномовних авторів вже з перших рядків цього збірника. Честь і хвала людям, які роблять все можливе для нашої перемоги. Щира вдячність.
Велика вдячність також українській художниці з Ніжина, що на Чернігівщині, КАТЕРИНІ ВАСЕЧКО, яка чудово проілюструвала видання.

Книга стихов и поэм "Остаюсь благодарна судьбе"

 

 

Ирина Яворовская, Лауреат литературной премии им В. Закруткина, присуждённой поэтессе за сувенирный сборник лирики «Акварели», лауреат премии им. О. Бешенковской, член Союза российских писателей, член Международной гильдии писателей.

 

 

 

Цельность – как основа творчества

 

Открыв книгу Татьяны Кайзер «Остаюсь благодарна судьбе» и прочитав первое стихотворение, я почувствовала желание читать дальше и читала весь день, иногда возвращаясь к прочитанному, иногда стремясь заглянуть дальше, как бы опасаясь утратить какую-то деталь, мысль между строк, главное слово.

Татьяна Кайзер – тонкий, одухотворённый, глубоко чувствующий и остро реагирующий на все проявления жизни человек, к тому же искренне, и в прозе, и в стихах умеющий выразить малейший нюанс своего мировосприятия, своего настроения, своих чувств и мыслей.

Я помню, как удивительное наитие толкнуло меня к ней на Фестивале МГП в Болгарии, где мы встретились впервые и, увы, в силу обстоятельств больше не встречались. Ничего о ней не зная, я каким-то шестым чувством поняла, что она – человек, близкий мне по духу. Я читала потом её замечательные работы о душе́, многие материалы в Фейсбуке, прекрасную книгу «Францисканергассе 1» и даже не знала (так она скромна!), что она пишет и стихи. Волею судьбы (быть может, Татьяна и не подозревает об этом) её книга стихов передо мной, и я имею возможность высказать в рецензии моё отношение ко всему, о чём внимательно и заинтересованно прочитала.

Прочитанная, пόнятая, ставшая любимой, книга поражает, прежде всего, мудростью, широтой взглядов, тонкой наблюдательностью, беспредельной искренностью, а где-то и юмором, и сентенциями, но главное – стремлением открыть свою душу читателю, поделиться с ним тем, что волнует и, может быть, даже помочь ему разобраться в себе, найти ответы на вопросы и создать свою собственную жизненную программу.

«Наша память – большой антикварный сундук». Так говорит Татьяна, извлекая из этого «сундука» воспоминания о детстве, о маме, о датах и событиях, об уроках, заданных жизнью, которые надо постичь. Она понимает, что, слушая, надо уметь слышать. Слышать голоса рядом живущих, голос небес и голос своей совести.

В её строках немало настоящих афоризмов. Вот, например: «Свет в душе – опора и защита», «Воля и любовь – судьбы доспехи», «Рай и ад в себе мы носим», «Для гордыни лекарство – бессонница», «Красота – дорога к сути – чистит души и сердца».

Книга прекрасно выстроена композиционно, имеет ряд иллюстраций и ряд тематических разделов. И самый первый «Мозаика жизни». Уже само название говорит, что в этом разделе представлена жизнь лирической героини в семье, где царит взаимопонимание, любовь к только что родившейся дочке, где всё – вместе, и где «ласка и забота – стены теплоты», и каждый постигает «принципы Вселенной, как блудный сын, пришедший к покаянию». Она хорошо понимает, что у семьи есть шанс «Творца постичь, любовью наполняя жизнь», и они «не гордыню – семью берегли». Как же это замечательно! А время шло, и «годы жизни не шли, а – летели». Умирает мама, и автор с болью говорит об этом: «нити меж нами со стоном рвались, концы кровоточили», знает, что потеря невозвратна, и всё, что она не додала маме, мучает её, вызывает раскаяние, рождает чувство пустоты. Тоска по маме теперь всегда с ней.

Осознавая, что одарена свыше, что успешно владеет словом, лирическая героиня утверждает, что «дар как награда и аванс за всё, что лучшее есть в нас». И это лучшее она щедро отдаёт людям.

Трогательны, логически выверены и подкупающе искренни стихи о музыке, захватившей её и заставившей заново убедиться в том, что, несмотря ни на что, жизнь продолжается: «Звучали флейта, тенор и орган, храм наполняя светом, чистотою». Хочу добавить, что не только храм, но и саму её – автора.

Участвуя в литературном конкурсе и понимая, что не обязательно окажется первой, она спокойно и мудро замечает: «Когда задача есть сказать, нас и в пустыне будет слышно». Невозможно не согласиться с этим утверждением. Совсем непросто выстроить гармоничные и доверительные отношения с людьми, а тем более – в семье. «Только криком кривое творится» – приходит к выводу автор. А кривое – это нарушение гармонии, мира и покоя. Рождение внука – «маленького чуда», работа над собой, восхождение к искомым целям – это новые части мозаики жизни, в которой «молитвами чистясь, душа достигает высоких вибраций».

Следующий раздел книги называется «Карта жизни».

На этой карте ряд городов, покоривших каждый по-своему сердце Татьяны Кайзер, считающей, что «нет городов случайных». Особенную любовь испытывает она к Берлину, где живёт и сейчас: «С тобой разлука – испытанье. Берлин мой, я твоя всецело!» Прогулку по Парижу она считает «подарком судьбы», замечательно описывает поездку в Марсель. Вся дорога перед глазами читателя, и он как будто сам едет в этом поезде и видит всё, что видит она, не только глазами, но и сердцем. А в Вильнюсе, наслаждаясь его красотой, она говорит: «Дух меня уносит к тем костёлам, где благостно пари́т душа над вечным», и с гордостью констатирует отрадный факт: «Я русский человек и разумом, и речью».

 «Гимн красоте», посвящён Любомиру Древняку – скульптору по дереву. Каждая строка как будто дышит, и само творение мастера прекрасно, даже «нечаянный сучок, который родинкой предстал манящей» на теле скульптуры. И как мастер, снимая слой за слоем древесину, открывает перед нами суть увиденного им внутренним зрением образа, явив его в дивном творении, так и Татьяна Кайзер в строке за строкой, описывая это высокое творчество, дарит читателю радость со-творца, раскрывая всю его значимость и потрясающее воздействие на наши чувства. 

В разделе «Времени года пора благодатная» автор отдаёт должное природе, где-то поругивая дождливое лето, но неизменно радуясь солнцу, теплу, ауре благодати, которые, пусть изредка, но были и тогда. Ведь лето есть лето. И как хорошо, что «вокруг природа в пышном белом цвете, не ворчит, не мёрзнет – нам примером светит». Она с головой окунается во всё, что видит, природа покоряет её, а она – нас своими стихами о ней. Снег у неё «как крем, нежно взбитый кулинаром», а звёзды «облетели с неба, чтобы добавить яркость снегу». Весной же «на дубах хозяйки-белки собирают посиделки», а ландыш «прячет в листьях белый мокрый жемчуг».

Очаровательна её осень «с обиженными тучками, при осерчавшем ветре», которая одаряет и яркими деньками бабьего лета: «под ногами листья золотым ковром, кружат стаей птицы в небе голубом, ягоды калины – бусы по ветвям. Рада паутина солнечным лучам».

И как бы вскользь, сравнивая обычную хмурость осени с унылой женщиной, Татьяна Кайзер замечает: «От унылой женщины прочь бежит мужчина».

Не так уж часто можно встретить в поэтических сборниках притчи. Это особый, острый, схожий с баснями, жанр, несущий в себе обязательный вывод, раскрывающий перед нами наше несовершенство и дающий подсказку – как стать лучше. Именно таковы притчи в книге, например, притча о становлении. Пройдя нелёгкий путь, герой стал мудрее, добрее, чище. И сумел простить то, что раньше вряд ли бы простил.

Автор сожалеет, что порою мы этого не видим, не понимаем: «Порою негодуя на того, кто в нашей жизни создаёт преграды, не видим – это нам Творцом дано». Хороши притчи о решении проблем, об умении слушая –слышать, слышать по-настоящему, вникая в суть, что, увы, редко встречается, а её, видимо, особенно волнует.

В разделе «Остаюсь благодарной судьбе» Татьяна Кайзер как бы подводит итог всему, сказанному выше, всему передуманному, перечувствованному. Пронзительны стихи о любви, о потере любимого, о горечи и тоске без него, но и о ярких воспоминаниях о былом. Сильная, жизнедеятельная натура берёт верх, и лирическая героиня продолжает жить полнокровной, высоко духовной жизнью, закалившись в испытаниях, уверовав в своё предназначение и оставаясь судьбе благодарной за всё.

Порой она даже шутит:

                                    «Признался ты, что без меня

                                   прожить не в силах даже дня!

                                   Но как тебе поверить?

                                   Ведь 1 апреля!»

 И замечает, что «чем-то похожа на всадника без головы беспечность», а искра «сильнее в объятиях огня». Она готова простить, но предупреждает:

«Только если фальшь я уловлю – скатертью дорогу расстелю».

И пройдя через горнило утрат, разочарований, сомнений, противоречий и страданий, через жажду снова быть вместе, и в то же время понимая, что «твоё раскаяние пόзднее не возвратит на круги новые», она завершает свою книгу, можно сказать, книгу-исповедь крылатыми строками:

                                     «Многое в жизни откроется мне,

                                    радость взрастит в душе крылья.

                                    Я остаюсь благодарной судьбе,

                                    что встречу с тобой подарила».

  Низкий поклон ей за это!

 Постскриптумом к книге можно считать заключительное стихотворение «Мольба», в котором она вся – духовно чистая, душевно светлая, высоко одарённая и мудрая женщина и поэт!

 

 

Книга "Францисканергассе 1, или чего могло не быть..."

 

Антье Зонних, член международной гильдии писателей

 

 

Прекрасная духовная книга Татьяны Кайзер «Францисканергассе, 1 или чего могло не быть...», написана великолепным языком профессионала, знающего толк в искусстве и культуре. Книга рассказывает о жизни средневекового германского скульптора Тильмана Рименшнейдера. Его неповторимый стиль, окрашенный грустной мечтательностью и лишенный экзальтации, стал особенным и узнаваемым в немецком искусстве. Работы этого Мастера – переход от поздней готики к эпохе Возрождения.

Повествование в книге ведётся от лица молодого человека, начинающего скульптора и нашего современника, кумиром которого стал Мастер Рименшнейдер. Мысли о современном искусстве и искусстве той эпохи заставляют рассказчика поехать в путешествие, в город Вюрцбург, где когда-то жил и творил Мастер. Вдохновлённый видениями из прошлого, рассказчик совершает ряд экскурсий по Франконии, по Музеям и храмам, где бессмертные работы Мастера стали наследием Германии.

Эта книга условно разделяется на две части, одна из которых современный путеводитель по Музеям и Храмам, где собраны работы великого скульптора, а вторая её часть – жизнь Мастера через его произведения искусства. В книге представлены иллюстрации с его работами из Майнфранского Музея, где собраны восемь десятков работ; разнообразные Алтари, на которых изображены Божественные скульптуры, предназначенные для порталов храма. В городе Ротенбург-над-Таубером находится прекраснейший Алтарь Девы Марии. Город Детванг радует не менее красивым Алтарем той же Девы. Затем Креглинген, там, в храме Тела Христова, Алтарь Марии божественен до умопомрачения. И Бамберг – город, где императорская усыпальница Генриха II и его жены очаровывает с первого взгляда.

Под наплывом впечатлений читатель переносится в ту эпоху, где жил и творил Мастер, наблюдает его глазами за происходящим. Книга описывает жизнь Тильмана Рименшнейдера, его семью, друзей и современников в историческом контексте. 

Тильман Рименшнейдер приезжает в Вюрцбург совсем юным и вступает в Гильдию ювелиров и художников. Он женится, чтобы получить статус гражданина города, на Анне Шмидт. Она его старше, у нее трое детей и она богата. Выгодная сделка, привилегии города и большой дом на Францисканергассе, где Тильман открывает собственную мастерскую. Оттуда всё и началось, позже прекрасная Ювелирная Мастерская выпустит множество мастеров и подмастерьев того времени.

Вскоре жена умирает, и через несколько лет Тильман вступает в новый брак с Анной Раппольт, которую встретил через два года на воскресной службе в Мариенкапелле. Она была почти на 20 лет его моложе, богата и принесла мужу ещё одну мастерскую и виноградники, удвоив его состояние. Родив ему четверых детей, она угасла также быстро, как и первая Анна.

В возрасте 48-ми лет он женится на Маргарет Вюрцбах, которую вскоре постигает та же участь медленного угасания. Четвёртая жена Мастера – Маргарета Турнер остается с ним до самой его смерти.

Что за рок был в судьбе этой семьи, и почему все женщины так быстро уходили из жизни, отдавая свою красоту мужу-гению, прожившему достойную и интересную жизнь?

В этой книге можно увидеть в чём разгадка. Он воплощал их образы в своих работах. Во всех скульптурах прослеживаются очертания любящих его женщин, которых он ласкал и боготворил руками гения. Увековечивая своих жён в шедеврах, Рименшнейдер возрождал культуру, показывая миру красоту и совершенство женского тела.

Мадонна с лицом Анны была так трогательна и прекрасна, вызывала такой душевный трепет, что Тильман влюбился в свой рукотворный образ. И всякий раз грустил, когда думал о том, что, когда Мадонна будет завершена, ему придется с ней расстаться. Скульптура так много говорила его сердцу и так влекла к себе, что он забывал о жене и детях, погрузившись в волшебные грёзы.

Когда же он получил заказ на Адама и Еву для южного портала капеллы Марии, то тело Евы было в точности как у второй жены Анны, а вот Адама он сделал с себя, с собственной фигурой. Эти скульптуры сделали его Великим Мастером и увековечили в камне.

Муниципалитет Мюннерштадта заказал запрестольный образ Марии Магдалены для Алтаря полностью. Это был его первый опыт с обнаженной фигурой женщины, прикрытой только завитками волос. В ней художник воплотил красоту своей прекрасной жены. После приступил к новому заказу – это была Гробница императора Генриха II и императрицы Кунигунды, затем Алтарь Святой Крови для церкви Святого Якова в Ротенбурге. И, конечно, все женщины воплотились в его образах.

В книге также рассказывается о современниках Рименшнейдера: известного художника Файта Штосса, автора Краковского Алтаря Девы Марии, и Альбрехта Дюрера, известного европейского художника-гравировщика, который первым показал обнажённых персонажей. Рименшнейдер имеет с ними две незабываемые встречи, которые отразились в его творчестве.

Особенная и отличительная черта стиля всех скульптур Рименшнейдера в том, что он отказывается от окраски скульптур. Однако Файт Штосс через 10 лет по поручению города собирается раскрашивать Алтарь Святой Магдалены, сделанный когда-то Рименшнейдером, и является к нему в гости. Так Мастер расширил свои возможности с помощью красок, взяв новое направление в искусстве.

Альбрехт Дюрер привез из Италии новое направление своих работ, где прорисовывалось движение вместо готических застывших фигур. И подарив Рименшнейдеру одну из своих иллюстрированных книг, тем самым изменил его направление в работе. Теперь в скульптурах Мастера появляется движение и своеобразная живость.

Но как безжалостна история к творцам, когда к власти приходят мятежники. В Германии началось Крестьянское восстание. Протестантов и католиков столкнули лбами, а так как Рименшнейдер был глубоко религиозным католиком, то его бросили в темницу. И только чётки, подаренные женой, спасли ему жизнь. В сырой темнице, будучи уже не молодым, он серьезно заболел. Но молился Деве Марии на чётках, для которой сделал так много Алтарей и отдал красоту своих жён во имя искусства. Он знал, что Пресвятая возблагодарит его за это.

Он провел в застенках два месяца, а когда вернулся, то почти все Храмы были разрушены, скульптуры в них разбиты, всё в упадке. Разоренный город являл жалкое зрелище, и великий Мастер плакал. Именно тогда он потерял любовь, которую вдыхал в свои скульптуры, оживляя их, и которой питала его Пресвятая Дева Мария. Умирая, он думал о реинкарнации для того, чтобы снова творить и любить.

Эта книга – культурное наследие, подаренное писателем Татьяной Кайзер для тех, кто интересуется немецким искусством. Однако она будет интересна и тем, кто любит историю с её загадками.

Тильман Рименшнейдер – был Мастером от Бога, создавший Алтари Девы Марии и Крови Господней, безусловно, он всегда находился под покровительством Высших Сил.

  

 

Автор: Ольга Равченко

 

Рецензия на книгу Татьяны Кайзер  «Францисканергассе, 1 или чего могло не быть...»

 

«Вы ищете дом Данте? Так его нет!»

 

Посетители начали рассматривать указанную фигуру. А я закрыл глаза. Я знал её наизусть. Я вырезал по этому образу бюст Рименшнейдера, который сейчас во Францисканском переулке дожидается моего возвращения, поглядывая из окна «своего дома».

                                                   Татьяна Кайзер

 

Роман Татьяны Кайзер «Францисканергассе, 1, или чего могло не быть…» заканчивается словами: «Именно так всё и было».

Правдивый рассказ подтверждается подлинными фотографиями. Его легко экранизировать.

Тех, кто не верит в мистику ли, в материализацию, ждёт дом номер 1 во Францисканском переулке в Вюрцбурге или где-то ещё. Ждёт для серьёзной работы и размышлений над – и, возможно, для написания художественного произведения, в основу которого лягут реальные события.

Мне довелось присутствовать в Литературной гостиной Международной гильдии писателей на презентации книги Татьяны Кайзер – великолепного лектора, ведущего со слушателями доверительную беседу. Татьяна сопроводила рассказ о средневековом скульпторе Тильмане Рименшнейдере демонстрацией видео о работах этого мастера и одного из современных немецких скульпторов – героя романа, и поскольку в рамках заявленной темы мы говорили, в частности, о чувственной стороне человеческой жизни, мне казалось, что автор представит – параллельно – взаимоотношения Мастера эпохи Северного Ренессанса и Современного Скульптора с их реальными музами, играющими столь важную роль в жизни и творчестве любого художника.

По прочтении романа я поняла, что представляла его себе не таким, каким он казался мне в ходе презентации – со слов автора. Хочется, чтобы и читатель, уже побывавший или только собирающийся на Францисканергассе, 1, ощутил то же самое по прочтении данного эссе. Не хочу сослужить плохую службу потенциальному читателю, ответив на вопрос Татьяны, чего же я ожидала от романа, слушая презентацию. Скажу лишь, что, если бы по прочтении книги меня постигло разочарование, я не стала бы писать настоящее эссе.

Действие романа происходит не только в вышеозначенном доме. Театр со-бытий – а вернее, бытий – современная Германия и средневековая Европа времён духовных братьев: Тильмана Рименшнейдера, Файта Штосса и Альбрехта Дюрера.

Времён действия – три: настоящее, прошлое, Вечность.

Прошлое, о котором повествуется в романе, – период высокого духовного подъёма и расцвета гуманизма, светских наук, культуры, который окрестили временем Северного Возрождения, немецким Ренессансом, положившим начало организованному религиозному диссидентству, ставшему немецкой Реформацией.

Настоящее – то, о чём Мастер вправе сказать, но с чем не обязательно соглашаться: «Вот смотрю на вас, людей другого времени, и замечаю: как же суета правит вашей жизнью, не позволяет оставаться наедине самим с собой. Вы не стремитесь к осмыслению жизни, к тому, чтобы наполнять её важным для духа содержанием, вы погрязаете в ничегонеделании. Пустое времяпровождение сродни пустоте хаоса. Вы тонете в бездействии…»

Вечность – неделимая на «до» и «после» неизменность и полнота бытия и жизни.

Главный герой, на мой взгляд, триедин, как и Время: выступает в трёх лицах –  Современный Скульптор (он же Автор, Двойник Современного Скульптора – настоящее), Мастер (он же – Двойник Современного Скульптора – прошлое). Поясню свою мысль: в обоих случаях, в принципе, именно Автор (Двойник обоих героев), акцентируя внимание читателя на бескорыстном вдохновенном служении героев искусству, подчёркивает их непреклонную связь с Вечностью.

Есть в романе герои второстепенные, причём, самые что ни на есть – первостепенные, вершащие эпоху Северного Ренессанса.

В сегодняшней Германии Современного Скульптора (Автора) интересует конкретное путешествие по следам таки конкретного гениального резчика по дереву – Мастера, и мы следуем по дорогам, выбранным героями романа.

(Герой-Современник невольно отмечает признаки цивилизации, нередко мешающие восприятию искусства. Он пеняет туристам-селфистам, стремящимся запечатлеть себя любимых на фоне выдержавших проверку временем шедевров, и выражает восхищение Хранителями Наследия – неутомимыми Проводниками в анналы истории и культуры.)

Повествуя о Тильмане Рименшнайдере, имя которого долгое время было предано забвению, Автор делает акцент на средý, в которой живёт и работает Мастер, а также живописует города, имеющие отношение к личному творчеству гениального скульптора и шедеврам, созданным другими художниками, чей талант восхищает Мастера.

Важную роль в развитии сюжета играют, в частности, туман, шесть раз сгущающийся и накрывающий театр событий, и сумерки, спускающиеся восемь раз, – помогая Автору время от времени обеспечивать Переходы по Данте (о чём ниже) и переходы во временные Порталы. В игру включается и само провидение.

В романе, кроме эпизода с Файтом Штоссом и крестьянского бунта, нет конфликтов: здесь торжествует синтонность: Мастерá – духовные соратники Рименшнейдера –  восторгаются творчеством друг друга, делятся профессиональными секретами, не завидуют, не боятся конкуренции, радуются чужому, вроде бы, успеху – как собственному.

Нет конфликтов и в семейной жизни Мастера и Современного Скульптора (вывод относительно нрава супруги последнего напрашивается сам – судя по одной-единственной строке романа, а также исходя из того, с какой любовью Автор и Скульптор преподносят нам взаимоотношения в семье Мастера).

Читателю в целом повезло с персонажами, представляющими прекрасную половину человечества. Самим же героиням посчастливилось быть увековеченными в творениях великих Мастеров: скульптуры с их ликами и фигурами щадило не только время, но и всякого рода катаклизмы – так что и сегодня мы можем лицезреть всемирно известные шедевры живописи и скульптуры.

Если живописец может что-то подправить, то у скульптора, равно как и у слывущего виртуозом музыканта-исполнителя и актёра, нет права на ошибку. Помимо мастерства, важны материал и инструмент.

Автор – по сути, Двойник Современного Скульптора – не только владеет профессиональной лексикой, но и является тонким знатоком истории Средневековья и высоким ценителем искусства. Его герой-Современник не просто талант (ибо в состоянии повторить работы Мастера), а родственная душа представленных в романе реально существовавших Мастеров: Автору не только известны их жизнеописания, но и доступны – мистическим образом – их сокровенные мысли. Герой-Современник вживается в образы Мастеров, вместе с ними погружаясь в их радости и печали, проживая их успехи и неудачи, размышляя о судьбах Мастеров и их творений, о роли творцов в жизни целых народов, о счастье личном и счастье в профессии, о Творце, во имя которого и по воле которого творят Мастера и на которого уповают (в романе спасительницей двух героев выступает Дева Мария). Отмечает он и роль правителей и отцов церкви в творчестве гениев.

Наш Герой-Современник смел, умён, образован, талантлив, чист душою и просветлён. Он любит и любим – непременные условия, в которых нуждается любой художник, хотя горе, лишения и страдания нередко невольно способствовали созданию шедевров, восхищающих нас и поныне. Он описывает путь становления Мастера и Мужа, щедро делящегося опытом с коллегой-потомком, открывая ему постигнутые таинства и предостерегая его от возможных ошибок.

Герой-Современник признаёт: «Я реалист, с известной долей скепсиса отношусь к идее параллельных миров, новой парадигме науки о структуре мироздания, и даже якобы найденным порталам в эти миры. Но в каком-то закоулке души обитает (чувствую по снам) некое открытое для чуда существо, которое даже и не пытается вступать в спор с логикой, – просто верит в чудо, возможность фантастических событий».

В заключительной главе наш реалист таки вершит чудо: устанавливает прямой контакт со своим кумиром (по инициативе последнего), дабы постичь жизненную философию Мастера и невероятную сложность пережитого им исторического периода.

Возвращаясь в мыслях к Рименшнайдеру, Штоссу и Дюреру, Герой-Современник рассуждает: «Сводила ли их судьба? Были ли они опорой друг для друга? Одно можно сказать: задачу своего воплощения они исполнили. Настоящие творцы – они создавали свои гениальные произведения, где чудесным образом превращали глубокие переживания и предчувствия в зримые образы, во славу Небесного Творца, во славу красоты созданного Им мира.

Каждый из них открыл часть своего микрокосма, сделав её достоянием макрокосма, чтобы потом красоту внешнюю смог найти внутри себя любой. […]

…Дюрер, Рименшнейдер, Штосс и Кранах, Грюневальд, Эразм Роттердамский, Сакс – по Германии, как и Леонардо, Рафаэль, Микеланджело – по Италии, или Ян ван Эйк, Босх и Брейгель – в Нидерландах, были маяками, разбросанными по средневековой Европе, из Единого Источника получающими энергии любви и гармонии, чтобы потом на долгие столетия излучать свет, культуру, просвещение, распространять новые формы сознания. Их идеалом стала христианская любовь к ближнему и обожествление Вселенной, природы. Работы, оставшиеся после них, свидетели их духовных воспарений, образцы высокого искусства суть символического языка души, трансценденция Тайны».

Резюмируя разворачивавшиеся по его воле события, Герой-Современник ясно высказывается относительно того, ради чего он затеял данное предприятие: «Ни из одной поездки ещё не возвращался таким наполненным информацией и желанием осмыслить каждое событие, каждую деталь, каждую фразу. Дорога до дома долгая. Будет над чем поразмыслить, глядя на ленту автобана, петляющую между лесистыми холмами Франконии, ныряющую в многочисленные туннели и взмывающую на виадуки горной Тюрингии, разворачивающую панорамой равнины Саксонии-Анхальт, пробивающуюся сквозь неповторимые бранденбургские леса к Берлину».

 «Францисканергассе, 1, или чего могло не быть…» – не развлекательное чтиво, хотя читается легко и приятно, а свидетельство того, что Автор не случайно попал в сети судьбы – пчелою в янтарь: он тоже выполняет историческую миссию.

Реплика гомельского литератора Эммы Прибыльской, казалось бы, не имеющая отношения к роману Татьяны Кайзер: «Наше время – 2018-2024 годы – по сочетанию медленных планет в знаках (Плутон в Козероге, Нептун в Рыбах, Уран в Тельце) точно соответствует периоду 1520-1524 годы! А это уже идёт Реформация в Европе – на фоне высокого Ренессанса.

Началом Реформации принято считать 31 октября 1517 года: Мартин Лютер прибил к дверям виттенбергской Замковой церкви свои «95 тезисов». Концом Реформации историки считают подписание Вестфальского мира в 1648 году, по итогам которого религиозный фактор перестал играть существенную роль в европейской политике.

Будущее водолейское прохождение Плутона (2024-2043 годы) при овенском Нептуне (2026-2039 годы) соответствуют 1534-1547 гг. – Реформации и позднему Возрождению.

Так что мы живём в интересное время, когда вопросы духа, веры, разума и гуманизма будут получать всё больший приоритет и в жизни, и в творчестве».

Что касается автора данного эссе, то он такой же фанат Творцов, как Автор романа и Современный Скульптор, отчасти верящий в реинкарнацию и материализацию: он способен ощутить тепло прикосновений рук Мастера, исходящее от дерева, камня, металла, полотна, пергамента, кожи или бумаги, равно как и присутствие его Духа. В качестве доказательства возможной материализации – пусть даже на бесстрастном плазменном экране – приводится нижеследующая быль (фрагмент эссе «Угрызения совести по-итальянски». «Новый Ренессанс» 4/22-2015. Стр. 8.):

«Зимой 2008-2009-гг., в городе Эмполи, в пятнадцати минутах езды от Флоренции, я упорно искала в Интернете информацию о созвездии Южный Крест, завораживавшем меня в радиопостановке «Южного почтового» Экзюпери, очаровывавшем в балладе Астора Пьяццоллы-Феррера и окончательно пленившем в статье аргентинского архитектора Карлоса Илхэра «Памятник Латинскому Гению в Америке», показавшейся мне настолько значимой, что я немедленно перевела её с испанского, но чего-то в ней не хватало.

Чтобы отвлечься от мыслей о Дворце Бароло [строительство этого собственно памятника великому Данте завершилось в 1923 году, и два итальянских масона – архитектор Марио Паланти и промышленник-меценат Луис Бароло – намеревались перевезти прах Поэта из Равенны в Буэнос-Айрес, предчувствуя, что в Европе рано или поздно развяжут новую мировую войну], я отправилась во Флоренцию, в дом-музей Данте. Музей оказался закрытым, и я заглянула в церквушку по соседству, в которой, согласно легенде, Данте впервые увидел Беатриче. […]

Вернувшись назавтра во Флоренцию, долго блуждала в районе Собора Санта Мария дель Фиоре в поисках музея, но он словно сквозь землю провалился! Зима в тот год выдалась необычайно морозной и снежной. Сгущались сумерки. Я страшно замёрзла и решила обратиться за подсказкой к первому встречному. Им оказался немолодой флорентиец:

– Синьора, Вы ищете дом Данте? Так его нет!

Я недоумённо смотрела на собеседника и, возможно, поверила бы ему, если бы накануне не видела музей собственными глазами.

– Синьора, его построили для туристов! Что Вы жаждете там увидеть?!

Понимая, что в шутке есть доля правды, твёрдо ответила:

– Дух!

– Разве что Дух, – скептически улыбнувшись, мой случайный прохожий извинился и заторопился по своим делам.

Я нашла музей. Обойдя несколько раз его помещения, которые, по нашим меркам, и залами-то не назовёшь, сделав кое-какие заметки и порядком устав, присела на краешек стула в комнатушке с огромным плазменным экраном. Чисто по инерции стала смотреть окончание фильма Флорентийского общества Данте о «Божественной комедии». На экране одна за другой мелькали иллюстрации Гюстава Доре, и вдруг анимированные мультипликаторами души лепестками стали слетаться в одну точку, складываясь в огромную белую розу: мне открылся Дворец Бароло в момент Перехода! Завершился гештальт: я своими глазами увидела Бога, по Данте, над созвездием Южный Крест, и поняла, что именно визуального подтверждения факта существования Тайного Перехода мне, с моей бедной фантазией, и не хватало!

 

…На Флоренцию давно опустился необычайно снежный зимний вечер. Я стояла на автобусной остановке у Собора Санта Мария дель Фиоре и смотрела сквозь незанавешенное окно одной из квартир в верхнем этаже на расписанные старинными фресками стены. Так хотелось обнять всё и всех!»

Рецензия на книгу "Чувства и эмоции"

Сапир Ирина, поэт, член Международной гильдии писателей и Союза русскоязычных писателей Израиля.

 

 Данная книга это - аллегорический психологический роман. Но для меня это прежде всего энциклопедия эмоция. Словарь эмоций.

Мы все работники литературного цеха, а значит нам всем хорошо понятна необходимость словарей. Их в нашем арсенале – огромное количество – словари толковые, словари рифм, словари синонимов и так далее.

Но у кого из нас есть в обиходе есть словарь эмоций? Этакая книга, к которой можно обратиться когда запутаешься в собственных ощущениях, застрянешь на каком-то чувстве. А сфера наших эмоций ничуть не меньше нуждается в прояснении, чем слова и выражения.

Эмоции напоминают мне палитру красок художника. Они также многоцветны, имеют множество тонов, полутонов и оттенков.  

Но порядок в душевной палитре – явление редкое. Чаще на холсте души царит хаос и навести там порядок очень сложно.  

  Путешествие в страну собственных эмоций   

подобно путешествию по опасной территории – джунгли, горы, пустыня. Такое путешествие  может быть очень увлекательным , интригующим.

Но углубляться в такие районы самому - тяжелое  испытание. Намного легче, безопаснее и  эффективнее  совершить это путешествие с проводником. 

Таким проводником и является эта книга.

 

 Представьте себе небольшой городок. Обычный городок - домики, сады, цветники. Только жители этого города не люди, а человеческие эмоции. И у каждой свой дом, олицетворяющий ее суть, цветы, соответствующие ее сущности.

 Первая глава книги, под названием Карнавал, которая является основой всей книги, проводит читателя по улочкам городка, как на обзорной экскурсии. Мы разглядываем домики и сады, издали присматриваемся к их обитателям. А также становимся свидетелями того, как в город прибывает новая поселенка, по имени Зависть. И тут же нарушает устоявшуюся гармонию этого поселения. В добавок ко всему, она устраивает карнавал, на котором все эмоции надевают маски друг друга. А когда мы уверенны в том, что неузнаваемы, мы позволяем себе более раскованное и неконтролируемое поведение. Так же случилось и с жителями этого городка. Начался повсеместный беспорядок. Любовь, не выдержав этого хаоса, покинула город. Только маску ее продолжают и по сей день поочередно надевать многие эмоции.

 

 Последующие рассказы, как гроздья винограда насаживаются на основу первой главы.

Каждый из рассказов, это уже не общая ознакомительная  экскурсия, а тематическая, подводящая нас вплотную к определённому дому и позволяющая заглянуть во внутрь через окно.

 Каждый рассказ, в свою очередь разделен на две части, на два мира.

 В первой части мы углубляемся в притчу, знакомящую нас с историей той или иной эмоции, с причиной трансформации этой эмоции, с источником ее возникновения.

Вторая же часть каждой главы переносит на в реальный мир. И на жизненных примерах уже обычных людей, мы наблюдаем, что происходит с человеком если он отдается этому ощущению и позволяет ей собой управлять. Или как изменяется его жизнь, если человек находит в себе силы осознать и проработать эту эмоцию. Или какая кармическая основа у этих чувств. Или как развиваются жизненные события и отношения под влиянием определённых эмоций.

 

 Нужно отметить, что некоторые жизненные линии, представленные в рассказах, не вымышленны, а являются результатом работы автора со многими людьми. Все эти истории просты, реальны, повседневны и читатель легко узнает в них примеры своей жизни или своих знакомых и родных. Только теперь, многое станет яснее, понятнее, логичнее.

 

 Думаю, что эта энциклопедия, станет моей настольной книгой, и будет самым часто используемым мной словарем – словарём эмоций, чувств, ощущений.

Рецензия на новеллу "Черствость"

 

Елена Колтунова, Журналист, литератор, критик.
Член НСЖУ, член НСТДУ

 

Я думаю, что «Черствость» - наиболее удачно написанная история из всех историй, происходящих в стране Чувств и Эмоций, созданной фантазией Татьяны Кайзер.  
Если в её рассказе «Унынье и Депрессия» имена персонажей подчас оставались просто говорящими именами, как у Чехова и Гоголя, а от сюжета, в свою очередь, оставалось ощущение искусственной подгонки событий под имена персонажей, то в «Черствости» персонажи-Эмоции обретают плоть. Они убедительны. И убедительны их выступления. С самого начала и до конца в новелле все подчинено одной мысли. Если убрать заглавные буквы в именах персонажей и прямую речь, то «Черствость» превращается в эссе, выстраданное автором в размышлениях об окружающей действительности.

Сама идея создания фантастической страны, где живут Чувства и Эмоции, очень интересна и может быть плодотворной. Хотя, с другой стороны, априори предполагает лишь одномерные фигуры, лишая автора возможности развития характеров. Очень остроумно  придумана расшифровка КОВИД. Собственно все, что о роли КОВИДА в обществе в литературной форме подано в новелле «Черствость», сейчас говорят в своих статьях и блогах многие авторы. Так что  новелла, что называется, злободневна.

 А теперь несколько замечаний. Самое существенное – в некоторой несбалансированности. Вначале речь в новелле идет о стариках, от которых отказываются дети, затем возникает проблема брошенных детей. Но удельный вес детской проблемы в новелле намного превышает, вытесняет проблему стариков. Не оправданный перекос. Кстати, черствость ведь проявляется не только в отношении к детям и старикам. К сожалению, это зло наблюдается и в других ситуациях. Например, нередки случаи оставления в опасности. Стоит и в новелле как-то расширить круг проблем.

И еще. Когда я прочитала о том, что дети сопереживают героям Диккенса, я лишь горько рассмеялась. Да, не читают современные дети Диккенса, вообще ничего не читают. В лучшем случае – Гарри Поттера. Может быть с этой проблемой увязать появление таких персонажей, как Бездуховность, увязать атрофию Сострадательности.

И из того же абзаца. Напрасно автор обидела Каренина. Он не менее страдающая фигура, чем Анна. Вспомните Каренина-Гриценко. Его сцену с Долли Облонской. И не его «черствость» толкнула Анну под поезд. Не кто-то конкретный виноват в ее гибели. И не общество, как совокупность некоторого числа отдельных людей, к числу которых принадлежит и Анна, а та ментальность, которой проникнуто это общество, в том числе и сама Анна, как частица его. Этот менталитет вошел в ее кровь и плоть, пропитал ощущением вины, которая и загоняет в тупик, выход из которого она находит на рельсах.

Есть у меня еще такие замечания:
Персонажи в новелле, в том числе и авторский текст, грешат длинными фразами. Многие предложения можно, практически, ничего в них не меняя, только убирая союзы и ставя точки, разбить на несколько предложений (в одном случае даже…на шесть!). Текст сразу станет удобнее для восприятия. Станет стройнее. В предложениях порой много лишних слов. Я на будущее советую автору, перечитывать текст и убирать из фраз слова, которые не вносят ни дополнительный смысл, ни дополнительную окраску. Например. «Они редко когда посещали…», зачем тут слово КОГДА, просто «Они редко посещали….».

Еще мне в новелле не хватает красок. Хотелось бы больше эмоций и красок в авторском тексте. В «Свадьбе» Чехова акушерка Змеюкина требует «атмосферу». Вот и я о том же. К сожалению, атмосферу происходящего я смогла почувствовать в одном лишь месте. Благодаря яркому оксюморону в фразе «наступила гулкая тишина», сразу же ощущаешь возникшее напряжение.

И не надо, чтобы «народ безмолвствовал». Я написала, что выступления персонажей новеллы убедительны. Этого не отнять, но при этом они длинны, а это уже плохо. Но монологи эти не станут менее убедительными, если будут прерываться выкриками с мест, типа «верно» или, как в Британском парламенте: «Слушайте, слушайте!» Или еще какими-нибудь, наоборот, не одобрительными выкриками, а протестующими, или же что-то уточняющими, ect. Тогда толпа оживет… И оживет весь сюжет.

 

 

 

 Александр Торопцев, руководитель семинаров в Литературном институте им. А. М. Горького и в Московской городской организации СП России, главный редактор журнала «Проза» Московской организации Союза писателей России, журнала «Вестник МСПС», журнала «Вопросы детской литературы»

 

 

 

"Стихи искренние. А эти строки: «Большой имеем за плечами опыт, накопленные знания, успехи».

Можно было поставить эпиграфом к моему отзыву! И лично меня это радует.

А разве не порадуют любого человека пожившего такие строки:

 

Счастье – это возможность:

Время безмерное проживая,

Дать много больше,

Чем сам получаешь,

Знать, что содеянным добрую

Память надолго оставишь.

Счастье – увидеть спины детей,

Кутаясь в шаль созвездий,

Благословить их, тебя обогнавших

На пути стремления к Свету.

 

Мне нравятся и зарисовки с натуры, и поиск формы, и наивность познавшего жизнь. Наивность детская – восторг не знающего. Наивность взрослого – и есть наивность. Но она не каждому дана".