Злость и Злоба

Притча

   В уже знакомом городе чувств и эмоций одна из улиц вела от Ратуши, минуя Рыночную площадь, к весьма яркому подворью: зелёного цвета особняку в окружении деревьев калины и клумб, усыпанных зверобоем и петуниями. Знающих язык цветов вполне могло настораживать такое обилие символов враждебности, раздражения и гнева, да, собственно, и калина – знак неуправляемых эмоций. Владелицы, конечно же, были всем знакомы – сёстры-двойняшки Злость и Злоба. Эти эмоциональные, достаточно общительные взбалмошные особы были, как правило, часто недовольны, раздражительны, легко осыпали оскорблениями, без смущения перекладывали вину на других и никогда не жалели о содеянном. Чужое время не ценилось. Выслушать чьё-то мнение, а уж тем более согласиться с ним – просто не вписывалось в их мировоззрение, априори принималось как неправильное. Своих ошибок не признавали, как и собственные недостатки. Без каких-либо угрызений совести насмешницы забавлялись учинёнными ими неурядицами, сумятицей. Сёстры охотно стремились на пари обрести власть над испуганными и неуверенными, не без удовольствия морально унижая. Если и случалось проявлять доброту, то только для того, чтобы получить что-то нужное. Даже друг с дружкой были не особо честны, чего уж говорить об окружающих.

   Потому мало кто чувствовал себя нормально рядом с ними, однако поклонников они всё же привлекали. Вне всякого сомнения – по подобию.

   Сестёр вполне можно было спутать, пусть они и выглядели внешне похожи, но по характеру отличались друг от друга.

   Первенцем была Злость. И хотя она запросто переходила от лёгкого раздражения до гнева, всё же была заметно добродушней своей сестры, отчего и пользовалась большим успехом у воздыхателей. Злость, конечно, мучила ухаживателей зубоскальством, насмешками, даже бессонницей, но не оставляла их пассивными наблюдателями. Временами она даже служила отличным воодушевителем, когда побуждала к действиям – изменить их собственное недовольство какими-либо обстоятельствами. К тому же кавалеров просто завораживал её букет ярких эмоций, возбуждали эффектный вид привлекательной стервозы, взрывной гнев с учащённым сердцебиением, мощный прилив силы и энергии. Такая экзальтированная непредсказуемость, вспыльчивость Злости, однако не засоряли и не деформировали её естества. Наоборот, все выплеснутые эмоции, как правило, от невозможности получить то, что хочется, исторгнувшись, приводили к чувству облегчения. Ну а завершающие трогательные слёзы были-таки душевным движением, омовением её сарказму, злонасмешкам, что даже помогали потом проявлению эмпатии и исчезновению ехидного критического мышления, досаждавшего окружению.

   Злоба же, напротив, была приметно замкнутой. Отчасти это делало её даже несколько загадочной для иных. Она была сдержанней сестры в проявлении эмоций. Если у Злости бывали кратковременные приступы гневного раздражения, ярости, то у Злобы это более длительное взращиваемое чувство. Редко кто мог почувствовать её ярость в привычном глухом раздражении, сумрачной завистливой недоброжелательности, даже враждебности. Всё копилось внутри, временами разряжаясь через жестокость. Такое достаточно скоро разрушало симпатии и интерес к Злобе, делая любые взаимоотношения скоротечными. Сама же каналья всегда была убеждена в своей правоте настолько, что собственный опыт с неприятными и болезненными моментами попросту отметала, срываясь и вымещая зло на окружающих. Даже ощущая постоянный дискомфорт и беспомощность от заставшего врасплох преждевременного старения, когда от стресса уменьшается количество коллагена в коже, увеличивая сетки морщин, Злоба любила мстительно наслаждаться несчастьем других.

   Собственно, её кредо – чтобы ни у кого не было лучше, чем у неё. И хотела, чтобы все были такими же несчастливыми, как и она сама в моменты, когда душили жабы враждебности и зависти, комфортно расселившиеся в её внутреннем болоте. Правда, она упускала, что эта сволочная нечисть   сжирает её жизненный ресурс.

   Вот и в ссорах со Злостью, когда та взрывалась эмоциями гнева, Злоба затаивалась, начинала придумывать план мести, желчно смакуя желаемые для сестры напасти. Эта несчастная даже не осознавала, как постоянная озлобленность подтачивает, ухудшает её самочувствие.

   В ближнем окружении более всего привлекали сестёр три закадычных приятеля – Аффект, Ропот и Раж. Блистательный Аффект явно отдавал предпочтение Злости, эгоистично оттесняя друзей, довольствовавшихся компанией Злобы. А та в свою очередь благосклонно выделяла смущавшегося Ропота с его негромкой речью, обворожительной запальчивой досадой от замешательства и какой-то греховной реакцией на всё вокруг, что было не по нраву. Заводила Раж пробовал не уступать сопернику, но уж очень пугал Злобу своим неистовством, безудержными брызгами энергии.

   Однако скоро Ропот и Раж обнаружили к досаде, как Злоба нетерпима, фанатична и жестокосердна. Приступами вырывалась у ней затаённая агрессия в сарказме, унизительных издёвках, а циничное твердолобое упрямство гасило на корню всякий интерес к ней. Надутый вид заставлял ломать головы, что ей не по нраву, чем её обидели, и отметал сердечные ухаживания.

   А потом случилось так, что мало контролирующий себя спесивый Аффект, попытавшийся против воли овладеть Злостью, был отвергнут. И та, потрясённая покушением на её пространство, инстинктивно защищая себя в лихорадочной сумятице противостояния, неожиданно предпочла Ропота и триумфально увлекла под венец.

   Такого подлого поступка Злоба простить сестре не смогла. С ещё большим усердием она отчаянно стала множить внутри себя ярость, жестокость, неистовство и жажду отмщения. Вид счастливых молодожёнов наращивал в Злобе неимоверное напряжение, сметая чувство собственных границ. Заполонившая агрессия погрузила в нещадное пламя ненависти, обуглила долго скрываемую страсть к Ропоту и остатки чувства привязанности к сестре. Перехватывающая горло остервенелость, лютость бешенного темперамента заблокировали мировосприятие, малейшее понимание приближающейся гиперэмоциональной катастрофы.

   И кромешный мрак, лишив ориентации в пространстве, обрушился лютой головной болью, безмерным шумом в ушах, на обессиленную головокружениями, потерявшую контроль перекошенную Злобу, превратив её в исполинскую чёрную птицу. Вырванная из привычной среды, эта пария пополнила ряды мифических птиц. Вне всякого сомнения, она не стала одной из птиц-дев: ни вещей Гамаюн, приносящей губительную бурю, ни очаровательной Сирин – посланницей подземного царства, и уж тем более ни чудесным Алконостом с лицом прекрасной девы. Тьма-тьмущая сотворила из неё мифическую смертоносную Гриф-птицу с перьями словно стрелами и когтями, содержащими яд ненависти, который безжалостная хищница выпускает в настигнутую жертву.

   И кружит теперь Злоба дозором не только над родовым гнездом с купой племянников и сородичей, усиливая их злонравие и недоброжелательность, но охотно накрывает любого, таящего в себе озлобленность. Сколько таких встречаются и в иноземных краях, не успевших захлопнуть двери и окна перед кружащимся стервятником. Как охотно потом Злоба заволакивает своей неистовой злонамеренностью, затягивает в ожесточение и враждебность, душегубными мыследействиями забирает жизненную энергию жертв, впустивших её в своё внутреннее пространство.

   А в бесконечном времени по-прежнему что-то исчезает, что-то появляется. И ещё надолго остаётся калина памятным знаком неуправляемых эмоций.